В начале 30х годов в Казахстане, равно как и в других республиках СССР, полным ходом шла коллективизация и сопутствующее ей раскулачивание. Мелкие крестьянские дворы уничтожались и на их месте организовывались большие коллективные хозяйства. Не обошла эта участь и Пресновский район, в котором 1932м году одним из первых был организован Пресновский откормочный совхоз. Совхоз выделили из Мамлютского Мясосовхоза и присвоили ему номер 293.
В состав совхоза вошли фермы:
№ 1 - Богатинская
№ 2. - Денисовская
№ 3. - Шанцы
№ 4. - Утково (Уткино)
№ 5 - Усерденская
№ 6 - Буденновская
№ 7 - Кабань
Немного позже от совхоза были отделены фермы Усерденская, Буденновская и Кабань, из которых был образован новый Буденновский Мясосовхоз. В 1957 году совхоз укрупнили за счёт сёл Рождественка и Сталин-жолы, а так же аулов Аимжан, Узынколь и Бектур. Соседнему совхозу Миролюбовский было отдана ферма Уткино. В 60х и 70х годах структурные изменения совхоза продолжались и только к концу 70х годов Пресновский совхоз принял более или менее устойчивую структуру и форму и состоял из следующих отделений.
№ 1 - Центральное (Мирное)
№ 2. - Рождественка
№ 3. - Комсомольская
На нужды совхозу в 1932 году было выделено 48.000 гектар земли.[77] Первым директором совхоза был назначен Няндин, которого через пару лет сменил Фёдор Михайлович Ларин. Отношение Ларина к спецпоселенцам было довольно противоречивым. С одной стороны он в резко-негатовной форме отзывался о польских спецпоселенцах.[79] С другой, довольно лояльно относился к немцам Поволжья и помогал им по мере возможностей. Именно благодаря его вмешательству на определённом этапе жизни нашей семьи, колесо семейной истории покатилось в нужном направлении - деда не забрали в Трудармию и родился мой отец. Жена директора совхоза Ларина Лидия Михайловна работала учителем в школе.
Центром Пресновского совхоза стала усадьба Денисовская, которая довольно быстро выросла и получила название "село Денисово".
Первым управляющим села был Абдрахман Сунгатулин (татарин). В 1941 году он ушёл на войну и не вернулся. После войны на центральной площади ему установили памятник и сделали примером для подражания молодого поколения.
Через год после основания совхоза в селе Денисово на центральной площади построили школу для обучения грамоте и наукам. В первой школе было всего две комнаты - комната для занятий и учительская. Обучение было 4х летним, занимались в две смены. Со временем школа росла и преобразовывалась. С 1937 года в школе уже было семилетнее образование. С 1958 года сельская школа предлагала полное среднее образование - 10 лет.[80]
В 1941-42 годах многие мужчины ушли на фронт. Их рабочие места заняли спецпоселенцы. Стране необходимо было продовольствие для фронта и тыла. Дед работал механизатором, а бабушка на ферме (возможно) дояркой. Так как для немцев спецпоселенцев заготовительное ведомство отменило выдачу зерна, люди выживали только за счёт того, что получали как "спец паёк" на местах работы. Дядя Давыд хорошо помнит, как бабушка приносила с работы тщательно припрятанные маленькие пузырьки с молоком и поила их с младшим братом. Дед так же иногда во время посевной или уборки приносил с работы пару горсточек зерна, которые он собирал во время ремонта или очистки посевной и уборочной техники. Нужно отметить, что в то время с этим было очень строго. Независимо от обстоятельств и объёмов, кража сельхозпродукции с мест работы по законам военного времени каралась длительными сроками заключения или расстрелом. Риск был очень высокий, но несмотря на это, все, кто мог принести хоть какую-нибудь еду домой, делали это. Дома их ждали голодные дети. Органы надзора непрерывно осуществляли проверки спецпоселений на предмет краж. Жители бараков знали об этом и при виде патруля, предупреждали друг друга о надвигающейся опасности. Один из таких дней дядя Давыд запомнил на всю жизнь. В тот день дед принёс немного зерна в своей маленькой сумочке для обедов и повесил сумочку на крюк на стене. В этот раз соседи предупредили их об опасности слишком поздно и, буквально в последний момент, бабушка схватила со стула дедову фуфайку и накинула её на крюк поверх сумочки. Патрульные тщательно обыскали всю комнату, устроили допрос, но заглянуть под фуфайку не догадались. Пронесло, но все были сильно напуганы. За всё время проживания в бараке дядя Давыд не помнит ни одного случая, чтобы кто-то кого-то сдал властям.
В последний год войны дядя Давыд пошёл в сельскую семилетнюю школу. Через два года стал школьником и его брат Андрей (Хайнрихь).
Ближе к концу войны спецпоселенцам разрешили держать скот. Для этих целей руководство даже выделило жителям за бараками участок около леса, где они могли построить небольшие сарайчики. Бабушка с дедом завели молодую тёлочку. Бабушка ласково называла её Маней. Молока у Мани было много и, во многом благодаря ей, дети в семье получали более или менее нормальное питание. Бабушка была настолько благодарна Мане, что когда та состарилась, бабушка не разрешила отдать её под нож, что для коровы, в принципе, было большой роскошью. Маню отправили на пенсию и она успешно дожила свой коровий век у деда с бабушкой и умерла своей смертью.
В 1946 году в семье произошло пополнение, родилась дочь Мария.
В 1950 году руководство совхоза размежевало совхозное поле к востоку от центральной площади для строительства новых поселений, выделило селянам и спецпоселенцам участки и разрешило им строить дома. Размежевание происходило довольно просто. Для начала был отмерен прямоугольник размером примерно 800 Х 200 метров. После этого вдоль сторон прямоугольника пустили трактора, которые затрамбовав землю, сделали дороги. Две длинные стороны прямоугольника назвали улицей Мира и улицей Горького. Между двумя этими улицами были нарезаны участки, имеющими границу ровно посередине поля. Земельные участки застраивались так, чтобы дома и огороды передней части участков, находились прямо около дороги и были огорожены забором. Задняя же часть участков в центре поля была бы свободной и не огороженной. Такая практика была очень удобна, например, для посадки картофеля. Весной, весь центр поля вдоль домов распахивался совхозным трактором. После этого хозяева участков в резиновых сапогах или калошах выходили из своих огороженных частей, гуськом протаптывали границы своего картофельного участка с двух сторон точно до середины поля и после этого начинали сажать картошку. Никаких дополнительных коммуникационных систем (электричество, газ, вода, канализация) размежевание не предусматривало. Спустя некоторое время южнее нового района был размежёван ещё один участок и параллельно улицам Горького и Мира проведена ещё одна улица - Молодёжная.
Сразу после окончания размежевания дед с бабушкой получили участок на улице Мира. Участок был размером примерно в 20 соток (20 Х 100 метров). Пять-шесть соток предполагалось отвести для дома с пристройками и огорода. Остальная часть - для посадки картофеля. Не откладывая в долгий ящик, дед с двумя старшими сыновьями принялся за работу. Дом решили строить из самана (кирпича сырца с сеном). Других стройматериалов под рукой просто не было. Саман селяне производили на берегу коровьего озера. Для этих целей уже были сделаны специальные носилки с металлическими перегородками и без дна. С их помощью глине, которую смешивали с сеном на берегу озера, придавали нужную прямоугольную форму кирпича. Там же на берегу он и высыхал до нужной кондиции. Тринадцатилетний Давыд и одиннадцатилетний Андрей таскали руками кирпичи от озера до дома, в то время, как дед поднимал стены. Так как кирпичи были тяжеловатые, а путь неблизкий (чуть меньше километра в одну сторону), приходилось прижимать их к телу и так нести, отчего "пузная" часть живота у обоих была постоянно расцарапана. Но это того стоило. Всё-таки свой дом.
Домик получился небольшим, внешняя стена, со стороны улицы мира была примерно 8 метров, а поперечная стена, уходящая вглубь участка, примерно 4 метра. В дом можно было войти только со двора. Перед входом дед построил небольшой коридорчик с чуланом, дальше располагалась кухня размером примерно 4 Х 4 метра, в которой у окошка стоял большой деревянный стол и с двух сторон от него стояли лавки. Ближе к стене со спальней стояла большая русская печь, которую дед так же построил сам. В этой печи готовили еду, она же отапливала помещение. Из кухни был вход в небольшую спальню, в которой стояла кровать и сундуки. В спальне находился и погреб, в котором хранилась картошка. Фундамента у дома не было, на голую землю дед постелил берёзовые доски, которые со временем деформировались от сырости, поэтому ходить нужно было осторожно. Крыша дома была покрыта дёрном (верхний слой почвы, скрепленный корнями и корневищами многолетних трав). Позже дед врезал деревянные балки на потолок и настелил новую крышу, так как крыша из дёрна постоянно протекала. Отец вспоминает, что своего личного спального места у детей не было. Спали где придётся и как придётся. Батя, например, частенько спал на сундуке в спальне. Позже, когда дети начали обзаводиться своими семьями и на первое время жили с родителями, дед пристроил к спальне со стороны двора ещё одну комнатку с небольшой печкой, в которую и заселяли молодожёнов. Через эту комнатку прошли в своё время после женитьбы четверо из шести сыновей - Андрей, Давыд, батя и Готфрид. "Удобства" были во дворе. Просто выкапывалась яма и над ней ставился небольшой "домик". Так как "неудобство" от "удобств" не вывозилось, копали яму поглубже. Если ямы всё же не хватало, тогда её закапывали и переносили "домик" на другое место, предварительно выкопав новую яму. Отопление в "домике", к сожалению, отсутствовало.
Некоторое время спустя на улицах Мира и Горького вдоль дороги были поставлены столбы и проведены электричество и радиосвязь. Ещё до войны в Мирном работали две небольших передвижных дизельных электростанции. После войны был установлен большой теплоходный дизельный двигатель, переделанный под электростанцию, который и покрывал потребность села в электричестве. Позже, на окраине села возле озера была построена стационарная подстанция, которая была подключена к центральной линии электропередач и бесперебойно снабжала всю деревню и аграрно-промышленный комплекс электроэнергией. В центре в здании конторы так же был сооружён радиоузел, от которого по всей деревне была проведена линия радиосвязи. Поначалу радиовещание в деревне было одноканальным. То есть в конторе стоял большой радиоприёмник, а в домах и других помещениях стояли простые динамики (колокола), которые были соединены с приёмником сетью проводов и принимали от него сигнал. Позже в домах были установлены небольшие радиоприёмники, которые уже были в состоянии принимать и обрабатывать радиосигналы на разных волнах и давали возможность слушать различные программы.
Со временем справа от дома во дворе дедом был построен небольшой гараж. Перед гаражом у дороги находился маленький огородик и я очень хорошо помню, как забирался в него и "уничтожал" в огромных количествах крыжовник, который был похож на маленькие пушистые арбузики. Было вкусно. Во дворе так же находились и хозяйственные постройки, небольшой коровник, свинарник и курятник. Со временем дед пристроил слева от дома у дороги летнюю кухню. Дед с бабушкой постоянно держали одну корову, одну свинью и немного птицы. Свинью кололи раз в год, чтобы нагуливала побольше сала. В этом доме дед с бабушкой и прожили до конца своих дней.
В этом же 1950м году в семье Вайнбергер родился пятый ребёнок - сын Виктор, а спустя ещё два года - младший сын Готфрид, названный в честь деда.
Спустя три года младший брат деда Давыд так же на улице Мира, чуть дальше от центра построил дом и переехал туда со своей семьёй и с матерью. К тому времени в его семье уже родилось три сына и дочь (Владимир - 1944, Давыд 1949, Александр - 1951 и Ирма - 1953).
Младшая сестра деда София к этому времени уже вместе с Христианом Вегеле переехала на постоянное место жительства в село Уткино (1948 год).
С тех пор, как дед с бабушкой построили дом, у них часто тайком стали собираться односельчане немцы для проведения церковных служб и церемоний. Постоянного молельного дома в селе не было, поэтому собрания проводили у тех прихожан, у которых жилищные условия это позволяли. Бабушка в юности училась в немецкой евангелической церковной школе и была обучена немецкой грамоте. Она могла писать и читать по-немецки. Церковного пастора в селе не было, поэтому прихожане сами проводили все церемонии и бабушка часто брала на себя роль пастора и читала другим тексты из Библии. Всех детей Готфрида и Давыда Вайнбергеров крестила в лютеранскую веру, односельчанка по фамилии Зеер, которая до депортации так же проживала в 105м Мясосовхозе. Всех внуков (родных и двоюродных) крестила наша бабушка.
В то время Лютеранская и Католическая церкви были поставлены в один ряд с сектами и были запрещены. Однако это не останавливало людей, так как молитвы, религиозные собрания оставались фактически единственной возможностью слышать родной язык и говорить на нем. До депортации бабушка с дедом почти не владели русским языком. На Волге практически весь Мясосовхоз 105 состоял из немцев и языком общения, соответственно, был немецкий. После депортации дед с бабушкой вынуждены были в общественных местах и на работе общаться на русском, так как немецкий язык был запрещён. Тем не менее, в кругу семьи общались только на немецком. Так как дед работал в совхозе и общался в интернациональной среде, он овладел русским языком до необходимого для работы уровня. Бабушка, несмотря на то, что долгое время занималась хозяйством и имела меньше контакта с внешним миром, так же выучила русский язык до необходимого разговорного уровня. Так как младший брат деда, Давыд закончил в Вейценфельде 4 класса общей начальной школы, он ещё до депортации неплохо владел русским языком и мог даже писать и читать на русском и на немецком языках. Жена Давыда Христина проучилась 5 лет в немецкой школе колонии Штрауб (сегодня село Скатовка) и могла читать и писать по-немецки. Русским владела плохо.
С 50х годов бабушка не работала и занималась семьёй и домашним хозяйством. Дети в семье росли в билингвальном окружении. С родителями они общались по-немецки, а между собой по-русски, так как русский язык использовался ими чаще на улице и они обучались на нём в школе. Да, всё возвращается на круги своя. Сегодня с нами и нашими детьми в Германии происходит то же самое, только наоборот:-). И уже сейчас я понимаю, что общественный и культурный коды, а так же местная система образования возьмут своё. Наши дети будут полностью интегрированы в немецкое общество, а внуки, возможно, даже и не вспомнят о "русском прошлом" их предков. Такова селяви, как говорят у них:-).
В 1957 году дирекция совхоза решила построить на восточной окраине села, недалеко от улицы Мира, новую машинно-тракторную мастерскую (МТМ). К 1959 году строительство было закончено и старая МТМ вместе с дедом переехала в новое просторное помещение с современным оборудованием. Сельхозтехники в то время уже значительно прибавилось и она стала более сложной и разнообразной, поэтому возникла необходимость в специализации ремонтных процессов. Так, дед был назначен на должность "оператора топливной аппаратуры", хотя ремонтировал, конечно и всё остальное.
В конце 50х годов в селе Мирное была построена одноэтажная больница, которая состояла и двух отделений - терапевтического и родильного и могла разместить до 20ти пациентов.
7 августа 1960 года, в доме у младшего брата деда - Давыда, в возрасте 83х лет, умерла моя прабабушка Вайнбергер Мария Готфридовна (урождённая Хердт). У Марии с мужем родилось в общей сложности 13 детей, четверо из которых выжили и продолжили свой род. Муж Марии умер довольно рано, оставив её одну с четырьмя детьми. Советская Власть забрала у неё старшего сына, после депортировала в Северный Казахстан, забрав всё имущество, годовалую внучку Марию (умерла в пути) и запретив говорить на родном языке. Но она выжила и выстояла, подняв на ноги в одиночку четверых детей. Прабабушка была похоронена на кладбище в селе Мирное.
У Давыда к этому времени родилось ещё трое детей - Мария (1956), Хайнрихь (1958) и Готфрид (1960). Давыд продолжал работать в совхозе комбайнёром, трактористом и механизатором, в зависимости от обстоятельств и времён года.
В МТМ дед проработал до своего 60ти летия. В 1971 году он ушёл на пенсию. Последующие 15 лет дед с бабушкой жили вдвоём на дедову пенсию и за счёт собственного хозяйства. Дети и внуки, конечно, тоже помогали старикам по хозяйству.
25 ноября 1986 года всё было как обычно. Дед с бабушкой проснулись пораньше, подоили корову, накормили живность, позавтракали и принялись за работу. Бабушка делала домашнюю колбасу, дед ей помогал. Надо заметить, что бабушка у нас была грузная и вся родня ласково называла её тик-модер (dick moder). Конечно, в её возрасте и с её физическими данными она, как и все пожилые люди, систематически похварывала и жаловалась на сердце. Так было и в этот раз. У бабушки внезапно прихватило сердце, она сказала деду, что пойдёт в спальню приляжет и немного поспит. Дед ненадолго отлучился во двор, вернулся домой, пошёл будить бабушку, но разбудить её уже не смог. Она умерла во сне, не выдержало сердце. Говорят, что во сне умирают хорошие и счастливые люди. Бабушку похоронили на кладбище в селе Мирном.
После смерти бабушки дед сразу сильно сдал. Есть такой тип людей - однолюбы. Дед однозначно к ним принадлежал и передал это качество многим своим детям и внукам по наследству. Без бабушки жизнь его потеряла всякий смысл. Дети даже находили в деревне бабушку, которая могла за ним присматривать и помогать по хозяйству. Дед её выгнал. Он вообще старался жить незаметной жизнью и, по возможности, не быть обузой для своих детей и близких. Дети, племянники и внуки в Мирном как могли, поддерживали деда в это время (принести воды, накосить зелёнку, наколоть дров, присмотреть за хозяйством и т.д.). Когда дед слёг и уже совсем не мог за собой смотреть, его к себе забрал дядя Витя (младший сын) в Казанку. Летом 1987 года мы гостили у родственников в Мирном и навещали деда у дяди Вити. 22 февраля 1988 года деда не стало. Деда похоронили рядом с бабушкой, на кладбище в селе Мирное.
К сожалению у нас сохранилось лишь три фотографии с бабушкой и дедушкой.
Дом нашей семьи на улице Мира со временем просел и начал рушиться. В него после смерти дедушки с бабушкой так никто и не заселился. Со временем местное население повытаскивало из дома более или менее пригодные стройматериалы и вещи, нужные в хозяйстве. Недавно старший сын дяди Давыда был в Мирном и делал снимки деревни. Снял он так же и дом предков на улице Мира, вернее то, что от него осталось. Да, всё в это мире даёт нам земля, она же и забирает назад. Через несколько десятков лет, на том месте, возможно, снова будет ровное поле, каким оно было до 1950го года.
После распада Советского Союза перестало существовать централизованное управление экономикой страны и каждая из республик должна была выживать в одиночку. Казахская ССР была, в основном, сырьевой базой бывшего СССР. Правительство Казахстана должно было решить задачи по переориентированию и модернизации сельского хозяйства, промышленности и экономики республики и последующей их интеграции в глобальную мировую рыночную экономику. Государственный сектор страны был огромен. На первых порах нужно было решить проблемы приватизации государственных объектов. В 1991 году в республике был издан закон "о разгосударствлении и приватизации". В рамках этого закона в Казахстане было приватизировано около 5000 различных предприятий и других объектов, среди них - 470 совхозов республики, большинство из которых нормально функционировали и не были убыточными.
Совхозы приватизировали очень просто. Каждому работнику совхоза выделялся земельный участок, который раньше принадлежал совхозу. В результате работники совхозов должны были стать земельными собственниками, добрыми крестьянами и снабжать всю страну сельскохозяйственной продукцией. Идея была хорошая, но.... Если подарить человеку рыбное озеро и не дать ему снасти для ловли рыбы - через некоторое время он умрёт с голоду. Для обработки полей нужна была в первую очередь дорогостоящая техника, которую в совхозы во времена СССР поставляли по государственным разнарядкам. Техника устаревает и ломается, нужны запчасти. Откуда их брать? А на лошадях с плугом много не вспашешь. Для посева полей так же нужны были семена и удобрения, их так же нужно было где-то покупать. Перефразируя золотое выражение известного философа ХХ века, кота Матроскина из мультфильма "Трое из Простоквашино" можно сказать: "Для того, чтобы что-то купить, нужно сначала что-то продать". А продавать было нечего. Так же не нашлось и инвесторов, желающих вложить средства в развитие частного сектора сельского хозяйства. Поэтому люди на селе выживали, как могли. Ремонтировали старую технику, занимались натуральным обменом между собой, продавали частным образом то, что выращивали или разводили в собственном хозяйстве и жили по принципу: "год прошёл - и слава богу". Нормальным явлением для жителей сельской местности в то время (и до сих пор) были высокая безработица, низкий уровень жизни и отсутствие каких либо перспектив для них, их детей и внуков. Возможно, это и были основные причины того, почему большинство наших родственников покинуло село Мирное и выехало в другие места для дальнейшего проживания.
Пресновский совхоз в июле 1994 года был реорганизован в коллективное предприятие "Пресновское". Три года спустя предприятие стало производственным кооперативом "Пресновский". 17 декабря 1999 года, за две недели до начала нового тысячелетия, кооператив Пресновский был исключён из государственного регистра юридических лиц и прекратил своё существование.
В течение последующих 10ти лет после начала приватизации сельскохозяйственного гос-сектора, сельское хозяйство республики пришло практически к полному разорению и Казахстан превратился из экспортера продукции сельского хозяйства в её импортера.
Мои детские воспоминания о Мирном.
Так уж получилось, что все наши поездки к родне в село Мирное, у меня так или иначе были связаны в основном с дядей Давыдом и тётей Галей. Дядя Давыд забирал нас из Петропавловска на совхозном автобусе и привозил к себе. Жили мы всегда у них дома. Тётя Галя заботилась о том, чтобы я не умер с голода, а дядя заботился, по мере возможностей, о том, чтобы мне не было скучно. Мы вместе следили за хозяйством, ездили на работу, в поля, по грибы и по родственникам. Отвозил нас в Петропавловск и сажал на самолёт или на поезд, так же дядя Давыд.
Хорошо помню, как мы с дядей ездили инспектировать совхозные картофельные поля. Выехав за пределы деревни, дядя сажал меня на бензобак и отдавал руль. Это были незабываемые впечатления. Я сам вёл большую и мощную трёхколёсную машину "Урал с люлькой" на первой скорости. Так же мы ездили косить "зелёнку" (корм для скота) и мне доверяли немного порулить сенокосилкой. Периодически дядя останавливал косилку, спрыгивал вниз и аккуратно выносил из-под колёс на край поля птичьи гнёзда с потомством и другую живность. Дядя Давыд работал в машинно-тракторной мастерской (МТМ) и занимался ремонтом топливного оборудования. Сам он не всегда справлялся, поэтому иногда брал меня с собой, на помощь. Он подключал топливную аппаратуру к проверочному модулю, а я проверял её (нажимал большую чёрную кнопку "старт") и давал заключение специалиста о состоянии отремонтированной техники. Потом дядя отключал проверенные блоки и подключал новые. Чувствуя свою важность и памятуя поговорку "кто не работает, тот не ест", ел я в обеденный перерыв "за троих". Дядя Давыд ел намного меньше, всё больше мне подкладывал.
Именно пример моего дяди опровергает бывшее довольно популярным в СССР (да и сегодня в России) выражение: "Он интеллигентный - у него высшее образование!" Интеллигентность - это не уровень образования (примеров "образованного быдла" полно во всём мире). Это больше состояние души. Состояние это врождённое. Оно или есть, или его нет. Мой дядя очень интеллигентный человек, хотя не имеет ни одного высшего образования.
Помню как мы ещё будучи детьми уже задумывались об охране окружающей среды и разрабатывали различные проекты в сфере экологически чистого топлива. А у большого брата (старший сын дяди Давыда) был мотоцикл (Восход, по моему). И вот, как-то утром, мы создали проектную группу и решили испытать на практике функциональность нового экологически чистого биотоплива. Залезли втроём на мотоцикл, спустили штаны, открутили крышку бензобака и заправили бак под завязку. Благо дело топлива было достаточно, так как мы с утра вдоволь напились парного молочка. В обед большой брат решил съездить по делам. Мотоцикл завёлся "с пол пинка", проехал 200 метров и встал. Пол дня большой брат заводил экспериментальную машину "втолкача" - безрезультатно. Видимо октановое число нового топлива было недостаточно высоким. С другой стороны, отрицательный результат - это тоже результат. Открыв крышку бензобака и учуяв "не тот запах", большой брат бросил экспериментальную технику на дороге и пошёл искать группу учёных, работавших над проектом, чтобы подвергнуть её участников административному наказанию. Руководителю группы (младшему сыну дяди Давыда) грозило уголовно-физическое наказание. Предчувствуя большую беду, я сразу же обратился в Министерство Внутренних Дел и министр (тётя Галя) лично запретила большому репрессивные действия по отношению к представителям науки и амнистировала всю группу во главе с их руководителем. Обошлось без жертв. Мотоцикл потом большой брат с дедом перебрали и привели в порядок.
Бабушку с дедом я, конечно, периодически навещал и бабушка, так же как и тётя Галя, поила меня парным молочком и кормила пирогами или "крэблем" (кребель - традиционное печёное блюдо немецкой кухни). Общался я с ними мало, так как они, в основном говорили по-немецки (на хессенском диалекте), а я говорил только по-русски. Воспоминания остались больше ассоциативные. Один случай, связанный с нашей бабушкой, однако, очень сильно врезался в мою детскую память. Случилось это году эдак в 80м, когда мы в очередной раз гостили у родни в Мирном. Километрах в 3х от села находилось озеро, которое называлось "Солёное" (официально Кривое). По форме озеро напоминало ворону, повернувшую голову назад. Западнее озера был грибной лес. Проехав вдоль леса по опушке, можно было уткнуться в косу (шею вороны) с маленьким обрывом, под которым находился небольшой песочный пляж. На этом пляжу мы любили отдыхать. В один из таких дней, во время очередного отдыха, приехал дядя Давыд. Ничего не объяснив, он забрал только меня одного, торжественно пообещав привезти обратно. Привёз меня дядя в дом бабушки и деда. В доме собрались другие поселенцы, одетые в празднично-тёмное, в основном - люди пожилого возраста. На столе горела свечка, в середине комнаты стоял табурет, на нём цинковая шайка с водой. Бабушка посадила меня на стульчик в центре комнаты перед шайкой и начала читать молитвы, которые за ней повторяли пришедшие люди. Потом она бесцеремонно раздела меня до нижнего белья, посадила в тазик, налила на голову тёпленькой водички из шайки и сказала: "Ну вот, мой мальчик. Теперь ты лютеранин". До сих пор я с гордостью ношу этот титул "лютеранина", данный мне бабушкой и не собираюсь ничего менять. Попытаюсь объяснить, почему.
Каждый человек должен во что-то верить. Вера в творца или в высшие силы даёт человеку возможность поверить в добро и справедливось более высшего порядка, чем тот, который существует в обществе, помогает ему сформировать свою собственную систему ценностей и, по возможности, жить и творить в соответствии с ней (не убей, не укради, не возжелай и т.д.). При этом для себя я чётко разделяю веру и религию. Религия для меня - это иерархическая структура, которая выступает посредником между высшими силами и людьми. Для любой иерархии довольно типичное явление - борьба за власть и источники финансирования. Чем выше, тем больше. И этот факт, конечно, не способствует улучшению имиджа религиозных структур ("Кто проповедь читать захочет людям - тот жрать не должен слаще, чем они). Моя бабушка открыла мне дверь. А вот войду ли я в неё или нет - решать мне самому. И посредники здесь вряд ли помогут.
Я даже не буду говорить, кто стал моими крёстными родителями. И так всё понятно.
В 1993 году мы эмигрировали из охваченного гражданской войной Таджикистана в Германию. Билеты на самолёт до Франкфурта на Майне мы получили бесплатно от немецкого государства. У нас ещё оставалось немного денег и мы на них поехали на поезде в Мирное к родственникам, где гостили больше месяца. Было здорово.
< назад (жми) вперёд (жми) >